Внезапно приходит на ум, что если бы Соня знала, она бы тоже пожалела моего сына. Я в этом уверен. И никто из них не сбежал бы и не бросил своего ребенка один на один с болезнью.

— Спасибо тебе, Ди. У тебя доброе сердце, — все-таки обнимаю их с Дамиром.

— Пойдем? — Рус кусает губы. Слишком много горя, даже мужчинам сложно справиться.

— Подожди, брат, — останавливаю его, — еще пять минут.

— Мы кого-то ждем? — спрашивает Ди, покачивая Дамира. Пацан трет глазки, и я ловлю себя на том, что меня это умиляет.

Неужели для того, чтобы я перестал быть такой бесчувственной тварью, должен умереть мой сын? Растираю лицо ладонями. Не хочу пугать близких, не стоит впускать их в свой персональный ад. Он только мой и только для меня.

— Да, Диан. Ждали, но он уже приехал, — отвечаю, заметив, как во двор въезжает черный бронированный внедорожник. Судя по вытянувшемуся лицу Руслана, он его тоже увидел.

— Что он здесь делает, Рус? — вскидывается брат. — Что он себе…

— Это я его попросил, Рус, — перебиваю брата. — Я обязан использовать все шансы.

«И я слишком задолжал своему сыну…»

Эту фразу произношу мысленно, но меня неожиданно поддерживает Диана.

— Все правильно, Руслан, — говорит она тихо, — Демид тоже Айдаров. А Рустам отец, я его понимаю. Я кого угодно бы на коленях молила, если бы от этого зависела жизнь Дамира.

Демид выходит из машины, коротко кивает вместо приветствия и показывает глазами на дверь. Руслан открывает дверь и пропускает вперед Ди с ребенком, в очередной раз пытаясь его отобрать. Но она снова отказывается, сильнее прижимая к себе сына.

Мы проходим в кабинет Астафьева, Диану сажаем в кресло, сами рассаживаемся на свободных стульях. Демид молча наблюдает за всеми, сцепив перед собой пальцы. Он уже сообщил мне по телефону, что Лизу ищут, но пока поиски результатов не дали.

— Это не похоже на спонтанный побег, Айдаров. Слишком удачно все складывается для девушки. Такое ощущение, что она тщательно его планировала, и началось это не вчера.

— Ты хочешь сказать, Лиза собиралась сбежать с моим сыном? — спросил я Ольшанского.

— Я говорю только то что говорю, — ответил он в своей обычной раздражающей манере. — Как только будет больше информации, наберу. И да, я приеду.

Теперь он сидит на самом дальнем стуле, демонстративно держится особняком и внимательно слушает доктора.

— Для того, чтобы определить вашу совместимость с Амиром, мы сейчас сделаем забор крови из вены. Все здесь натощак? — Астафьев обводит нас вопросительным взглядом. Ди кивает, она не перестает гладить сонного Дамира по голове. — Рустам Усманович, вы должны понимать, что шансы на полную генетическую совместимость даже у родных братьев не больше двадцати пяти процентов, а дети и родители совместимы только наполовину. Так что если не найдем родственного донора, будем искать неродственного.

— Здесь все родственные кроме моей жены, — говорит Руслан, — но она тоже хочет сдать кровь на совместимость.

— Хорошо, возможно, она подойдет как неродственный, — соглашается Астафьев.

— Олег Матвеевич, мы хотим заодно сделать анализ на совместимость для нашего сына, — подает голос Ди, — на всякий случай…

— Если вы так хотите… — доктор пожимает плечами и обращается в Демиду. — На вас, я так понимаю, тоже выписывать направление в лабораторию?

— Да, я дядя Амира, — сдержано отвечает Демид. Рус поднимает голову и внимательно на него смотрит.

А я понимаю Ди. Я у черта бы сейчас просил сдать кровь, если бы это помогло Амиру. Но никто не может искупить мои грехи вместо меня, и никто не знает, каким будет мое искупление. Если бы я мог отдать свою жизнь, я бы сделал это не задумываясь. Только моя жизнь стала слишком бессмысленной, чтобы суметь хоть кого-то заинтересовать. Что под землей, что на небе.

— Рустам Усманович, готовы результаты анализов, — голос Астафьева в динамике звучит сухо и официально, — вы можете подъехать? Только один, без Руслана Усмановича. Это важно.

— Могу. Когда? — съезжаю на обочину дороги. В груди непонятное предчувствие сжимается пружиной.

— Я сейчас на месте. Проходите без записи.

— Еду, — выруливаю на проспект и жму педаль газа. Еще звонок. Демид.

— Ну что, результаты есть?

— Есть, — цежу сквозь зубы. Пружина давит на сердце и дыхалку. — Там какая-то херота, Демид. Астафьев попросил приехать без брата.

Сказал и понимаю, что ступил. Он ведь тоже брат…

Но Ольшанский так не считает. Его похоже сложно пронять Айдаровыми, он лишь резко выдает в трубку «Дождись меня, я тоже приеду» и отбивается. А я неожиданно чувствую, как пусть не намного, но слабеет саднящая боль в груди.

И груз, который все это время давил на плечи, вдруг становится легче. Или это так выглядит благодарность?

— Я поэтому и попросил вас приехать без Руслана Усмановича, — Астафьев осторожничает, а я тупо смотрю на разложенные на столе результаты.

Что за бред? Как такое может быть?

— Вы уверены, что здесь нет никакой ошибки? — поднимаю глаза на доктора, он выдерживает взгляд.

— В чем я уверен на сто процентов, так это в том, что мы все умрем, — отвечает Астафьев, — в остальном может быть все что угодно. И ошибка вполне может иметь место. Что делать дальше, решать вам.

Мы с Демидом переглядываемся. Почему у врачей такое дебильное чувство юмора? Причем у всех поголовно. Я еще не встречал ни одного, который бы стал исключением.

— Можно еще раз? — пододвигается ближе Демид. — Результаты анализов показывают, что генетическая совместимость с Амиром есть у всех, даже у Дианы Айдаровой. И единственный, с кем он несовместим, это его брат Дамир?

Астафьев молча кивает, я продолжаю тупо разглядывать бумаги. Зато Ольшанский берет каждый лист, внимательно вчитывается в напечатанный текст, разве что не обнюхивает. Откладывает в сторону и берет следующий.

— Что нам делать дальше, Олег Матвеевич? — спрашиваю, когда последний лист ложится в идеально ровную стопку.

— Если бы здесь была мать Амира, возможно, было бы проще ответить на ваш вопрос, Рустам Усманович, — отвечает Астафьев, и его перебивает Демид.

— Я правильно понимаю, что вы бы рекомендовали всем сделать тесты ДНК? — он вперяет испытующий взгляд в доктора.

— Я не имею права влезать в вашу семью, Рустам Усманович, — вместо ответа говорит Астафьев, глядя не на него, а на меня, — я лишь даю вам информацию. И это касается не столько вас, сколько вашего брата. Вы можете пересдать кровь на совместимость, можете сделать тесты. А можете не делать ничего и обратиться в банк доноров, потому что полной совместимости у вашего сына нет ни с одним из вас.

— А с кем наибольшая генетическая совместимость у Дамира? — прямо задает вопрос Демид, и я вновь испытываю странное чувство благодарности. Я не мог заставить себя задать этот вопрос.

— Ни с кем, — звучит резкое, и хоть я внутренне ожидал такой ответ, все равно оказался не готов. — Общая картина выглядит так, что этот мальчик не имеет никакого отношения к вашей семье.

Повисает пауза. Я рад, что Руса сейчас здесь нет, а тем более нет Ди. Она и так все последние дни сама не своя.

— То есть, дело не только в отцовстве моего брата? — уточняю, нарушая тишину.

— Исчерпывающий ответ может дать только генетическая экспертиза.

— Хорошо, Олег Матвеевич, — поднимаюсь со стула, — я поставлю в известность брата, и мы примем решение. Что касается Амира, начинайте поиск доноров.

— Что ты такое говоришь, брат? — Рус смотрит растерянно, и я ненавижу это чувство бессилия, когда не можешь помочь самым родным. Самым близким.

— Возможно это ошибка, — вмешивается Демид, который до этого молча стоял, привалившись к стене. — Но если мое мнение кого-то интересует, я бы советовал вам всем сделать более детализированный ДНК-тест. С обоими детьми.

— Зачем? — поворачиваемся к нему с братом одновременно.