— Спасибо за совет, — фыркаю я, — обязательно воспользуюсь.

Он улыбается кончиками губ, а я замечаю, что мы выезжаем на трассу. Куда он меня везет? Но зная по опыту, что расспрашивать Ольшанского бесполезно, поэтому молча смотрю в окно.

Наконец, сворачиваем с трассы на проселочную дорогу и тормозим у высокого забора почти у самого леса. Выходим из машины, оглядываюсь — скорее всего, мы приехали в один из дачных кооперативов.

— Проходи, — Демид открывает калитку, пропуская меня внутрь.

На пороге нас встречают двое охранников, как раз они мне знакомы.

— Осторожно, здесь низкая притолока, — предупреждает Ольшанский и сам наклоняет голову.

Мы проходим по небольшому коридору и оказываемся на пороге комнаты. Я инстинктивно цепляюсь за локоть Демида, он успокаивающе накрывает мою руку ладонью. Первым входит в комнату и разворачивается.

Там на стуле сидит женщина, рядом с ней еще один охранник.

— Зачем ты меня привез сюда, Демид? — спрашиваю полушепотом. На звук моего голоса женщина поднимает голову, и наши взгляды встречаются.

— Лиза? — я скорее угадываю чем узнаю, потому что от прошлой Лизы осталась одна тень.

Глава 39

Ее глаза на мгновение вспыхивают узнаванием, и на смену сразу приходит ненависть.

— Зачем ты ее сюда привел? — она злобно каркает, в очередной раз повергая меня в шок.

Такие изменения не наступают за один день. Не могу сказать, что я ей сочувствую, только теперь слова Демида вызывают определенные сомнения.

Он сказал, что Лиза сбежала, бросив больного ребенка. Но невооруженным глазом видно, что она в стрессовом состоянии. Причем давно. Кожа землистого цвета, волосы тусклые, скулы заострились.

Может она сбежала в состоянии аффекта? Ну никак не вяжется у меня образ этой осунувшейся женщины с цветущей наглой особой, с которой мы встретились в палате городской больницы.

Рустам тоже говорил, что ему все равно, и я тоже ему не верила. И Лизе не верю. Не может мать быть равнодушной к смертельной болезни собственного ребенка. Больше похоже, что она не способна это принять.

— Да, Демид, в самом деле, зачем ты меня сюда привез? — оборачиваюсь к Ольшанскому. Он смотрит на меня с недоумением.

— Ты еще скажи, что тебе ее жалко.

— Перестань, — становится гадко, — все-таки ее сын болен. Что бы ты ни говорил, видно, что она переживает.

Демид поднимает брови, но ничего не говорит. Подтаскивает два стула и жестом предлагает мне сесть. Лиза следит за нами обоими с неприкрытой злобой.

— Садись, сестренка. Сейчас будем разбираться, кто тут у кого заболел.

Лиза одаривает его убийственным взглядом. Демид лениво зевает, прикрыв ладонью рот. Меня начинает потряхивать.

— Не уверена, что мне это нужно, — делаю шаг назад, — какой бы матерью она ни была, это не дает тебе право…

— Сядь сказал, — гаркает Ольшанский, мы обе дергаемся. Он указывает глазами на стул. — Никакой она была матерью, ясно тебе? Никакой.

Ничего не понимаю, растерянно оглядываюсь на парней у двери, но те старательно прикидываются элементами декора. Выжидательный взгляд Ольшанского обжигает не хуже горелки, поэтому приходится сесть.

— Ну что, родная, начинай, — Демид устраивается на стуле поудобнее, закидывая ногу на ногу, — мы слушаем.

— Сам начинай, — зло огрызается Лиза. — Сколько можно одно и то же мусолить. Надоело.

— Мда, зря я тебя из подвала сюда перевез, — задумчиво скребет подбородок Демид. — Так что, едем обратно?

Я с широко распахнутыми глазами слежу за их перебранкой. Ладно Ольшанский, с ним давно все ясно, для этого парня закон не писан. Но почему Лиза не требует ее отпустить? Не просит меня вызвать полицию? Не требует адвоката? Ясно же, что здесь ее удерживают силой. Теперь еще подвал какой-то…

— В общем, или ты начинаешь говорить, или едем в твой новый старый дом, — предупредительно заговаривает Демид. Лиза зыркает исподлобья и опускает глаза. А Ольшанский подначивает. — Давай, давай, а то как рассказывать, какой любовник у тебя щедрый и влюбленный, прямо соловьем заливалась. А как правду рассказать, так язык в жопе.

Растерянно хлопаю глазами, Лиза нехотя соглашается.

— Ладно. Откуда начинать?

— Подробности того, как ты трахалась с Сикорским, можешь опустить. Давай сразу с беременности.

Дальше я как будто проваливаюсь в липкий густой туман. Хочется выбраться, вдохнуть полной грудью и заткнуть уши, чтобы всего этого не слышать. Но голос Лизы звучит с неумолимой монотонностью, разнося на атомы мой мозг, а саму меня безжалостно размазывая по плитке пола.

— Когда я узнала, что беременная, сразу пришла к Адаму, — говорит Лиза, — но он отказался от ребенка. Предложил сделать аборт. Я не согласилась, и тогда он рассказал, что у него лечится бесплодная пара. Если я сделаю так, как он говорит, мой ребенок попадет в богатую семью и унаследует состояние.

— О каком ребенке ты говоришь? — перебиваю ее в полном недоумении. — Ты до этого была беременна от Адама Олеговича?

О том, что Сикорский годился ей в отцы, помалкиваю, поскольку это меня не касается. Демид смотрит на меня с таким видом, как будто я только что объявила себя королевой Атлантиды и спрашиваю, какого цвета шляпку мне стоит сегодня надеть под корону.

С легким опасением во взгляде.

— Сонь, не тупи, — криво щурится, — не было никакой другой беременности. Только одна была.

Ладони вмиг становятся потными, в грудь ударяет жаркая волна.

— Как не было? — в горле вмиг пересыхает. — Значит, Рустам…

— Дальше говори, только ради Бога, не растягивай на три сезона, — недовольно обращается Демид к Лизе. Та хмуро кивает.

— Я рассказала Адаму, что у нас скоро совместный корпоратив намечается. В тот день Айдаров заехал к нему в клинику, и Адам сделал ему укол…

— Рустам получил хорошую дозу одного крепкого вещества, — вмешивается Демид. — Догадываешься, какого?

Медленно киваю. К сожалению, догадываюсь.

— Этот наркотик стимулирует сексуальное возбуждение и снимает запреты, — Демид смотрит мне в глаза, и мне снова хочется заткнуть уши. Зачем он все это говорит? — А когда Рустам на следующий день приехал сдать кровь на наличие всякой хрени, Сикорский естественно сказала, что все чисто.

— Значит, он подозревал? — сиплю, с трудом выталкивая из гортани звуки.

— Конечно, Сонь. А ты как думаешь? Все, что было в тот день… — Демид запинается, — все не про него, понимаешь? Он выпил всего ничего.

— Между нами почти ничего не было, — подает голос Лиза, — я тебе все наврала. Только то, что он тебе рассказывал про подсобку, но он вообще невменяемый был. А в совсем номере вырубился. Но я бы и не дала, побоялась. Срок маленький, мало ли. Мне надо было только убедить его, что у нас был секс. И все, я пропала. Появилась уже когда срок был большой, и просто так отправить меня на аборт Айдаров не мог. А там сразу я и загремела в больницу. Тебя сразу узнала, Адам ваши фотки показывал. Ну и захотелось немного тебя подразнить…

У меня дрожат не только руки. Все тело сотрясает крупная дрожь. А внутренности лижут языки пламени. Снаружи лед, внутри пожар.

Теперь я сама хочу отвезти ее в подвал. Эта сука украла у меня все. Разрушила мою семью. Чуть не убила моего ребенка. Сцепляю на коленях руки, чтобы не вцепиться ей в глотку. Внезапно на сцепленные пальцы ложится широкая ладонь.

Поднимаю глаза и с благодарностью смотрю на Демида.

— Продолжим? Или с тебя хватит? — спрашивает он с беспокойством. Сжимаю зубы и качаю головой. Продолжаем.

— Но ведь Рустам два раза делал тест, — все еще не могу прийти в себя. — Как анализ ДНК показал его отцовство?

— Айдаров допустил ошибку, слишком полагаясь на одну клинику. И на одного врача, — глаза Ольшанского недобро сверкнули. — Первый результат анализа ему подменили, а второй показал стопроцентное отцовство. Настоящее.

Я даже не переспрашиваю, молча жду, когда мне все объяснят. Демид делает паузу и смотрит на Лизу, давая понять, чтобы она продолжала.